Егоров Сергей: «Я вытягиваю из себя воспоминания, как жилы...»

Вы коренной тюменец?

Во втором поколении, что, впрочем, не совсем правда. Мама приехала сюда по распределению после окончания Омского сельскохозяйственного института, а папа — после армейской службы в Крыму. Папа работал начальником пожарной команды, мы жили «при его работе» — на улице Осипенко, где до сих пор стоит пожарная каланча, так называемая «Белая башня». В нашем околотке жили сплошь семьи пожарных. У отца на работе был настоящий бильярд и в свои семь лет я так напрактиковался на нем, что обыгрывал взрослых. Еще там был телевизор! Все прибегали его смотреть, хотя в те годы передач было очень мало.

Все старые дворы Осипенко были наши, потом ареал игр расширился до самой реки. Зимой весь берег был буквально испещрен разными следами и тропинками. Прогулки по Загородному саду, улица Свердлова, заросшая огромными лопухами — мы их срывали и кричали «мы — вьетнамцы-голодранцы!», масса сирени и яблонь. Весной город утопал в их красоте и аромате. За кинотеатром «Победа» начинался неблагополучный район Тычковки... Учился я в школе номер 4, которая тогда располагалась в прекрасном доме Жернакова. Это была семилетка. Она закрылась, когда я закончил третий класс.

В детстве коллекционировали что-нибудь? Марки, значки?

Мы все повально собирали... пробки! Самые разные — от одеколона и зубных паст, до бутылочных. У каждой пробки была своя цена в «королях». Больше всего ценилась пробка от средства для мытья окон. Она напоминала шахматную ладью и даже называлась «черная королева». Однажды мы уговорили маму (ради пробки!) купить эту бутылку за 60 копеек, что для тощего семейного кошелька было ощутимо.

Еще, действительно, собирали значки и марки. Но это не было коллекционированием в настоящем смысле слова.

После школы сразу пошли учиться на истфак?

После выпускных экзаменов я сразу уехал к тетушке в Калининград. По сути, сбежал от родителей. Мне исполнилось 17 лет и я чувствовал, что наконец-то стал взрослым. Попытался поступить в мореходку. Я блестяще знал астрономию и географию, хорошо — литературу, а тут — математика. Сдал на два балла. Меня это совершенно не огорчило, но в море (хоть кем!) очень хотелось. В результате, по совету дяди, пошел в училище судовых поваров и потом оказался таки в море на летней практике в качестве матроса-рыбообработчика. Позднее отправился в армию уже поваром-пекарем.

История с Калининградом на этом закончилась?

Нет, более того, она преследовала меня долгие годы. С 1981 я почти 10 лет несколько раз в год ездил туда, где мой второй дом. И тетушка (с ее теплотой и заботой!), и ее муж, которого я всегда считал родным дядей, оказали на меня громадное влияние. Дядя, Валентин Прокопьевич Арсентьев, был удивительным человеком. Он окончил Иркутский университет, четыре года жил в одной комнате с будущими драматургом Александром Вампиловым и писателем Валентином Распутиным. Та аура общежитской комнаты с ее разговорами и заботами даже на меня снизошла. Именно дядя познакомил меня с мировой литературой, научил писать прозу и стихи. Сам он, к сожалению, к своим способностям отнесся весьма небрежно. То преподавал словесность матросам на кораблях, то работал журналистом в разных изданиях.

Почему вернулись в Тюмень?

Полтора года жизни у тети и два года армии перестроили мое сознание и я решил серьезно учиться: рабфак, исторический факультет университета. По окончании вуза сознательно выбрал школу. Строго говоря, работать с детьми я начал еще на предпоследнем курсе. Больше всего «наследил» в школе № 49. Там я выплеснулся эмоционально до последней капельки...

«Собеседник» писал в 1989 году о тюменском учителе Сергее Егорове: «Он добился права говорить об истории в своем стиле»

Я всегда болел рок-музыкой. Четыре года занимался гитарой во Дворце пионеров у легендарного Михаила Ивановича Жлудова, прекрасного импровизатора и бесстрашного к обстоятельствам жизни человека. В школе соединил любимое направление в музыке с историей. С одной стороны, мы с ребятами разбирали творчество Led Zeppelin и Pink Floyd, корни блюз-рока в эпохе гражданской войны 19 века в США, а по субботам танцевали рок-н-ролл. С другой стороны, каждый ученик за год выписывал не меньше сотни биографий исторических персонажей, а не довольствовался куцей строчкой вроде «Л.Троцкий — ярый враг ленинизма». Кто таков, почему враг, каких взглядов придерживался? — об этом в учебниках тогда не говорилось.

При этом я довольно быстро понял, что школе помимо рока надо что-то еще. И начал создавать музей. Собственно, все началось с Красного знамени, которое я однажды принес в свой кабинет. Кроме того, на куске ткани мы написали «Вся власть Советам!», заднюю стенку кабинета разрисовали под кирпичную кладку и повесили там портрет Сталина. А сверху на него — решетку. Мы пытались с детьми рассуждать о его поступках, а не говорить однобоко хороший он был или плохой. Историю надо начинать преподавать с любви к Отечеству и своим гробам, в этом я убежден! Время перестройки уникально тем, что происходила крайне важная вещь — самоидентификация народа, кто мы и зачем.

Сейчас играете на гитаре?

Мне это больше неинтересно. Наступил, видать, иной период жизни, как говорила Марина Цветаева: «Воспоминанье слишком давит плечи, Я о земном заплачу и в раю...» С возрастом взрослеет и мировоззрение. Слушаю «Серебряный дождь», Валерия Чупина на «Радио Победа». Пинк Флойд, Битлз и Зеппелин никуда не делись. Они остались в моей жизни, как и длинные волосы. Только теперь это не вызов и не бунтарство, а просто часть моей прошлой жизни.

Когда пред вами забрезжил «Восток»?

Был момент, я стоял на бирже труда после того, как побывал в бизнесе. Решил вернуться в школу, но не сложилось. А мы с женой все годы, время от времени, собирали у нас дома бывших учеников. На такие посиделки пришел однажды и Алексей Гоцык. Он уже около года был директором отеля Vostok. Алексей сказал, что надо воспитывать коллектив, учить гостеприимству, а в перспективе, возможно, организовывать для гостей отеля разные экскурсии.

Вы же не остановились на этих задачах, а замахнулись на музей?

Это не совсем музей, скорее — окультуренное пространство. Здесь многоплановое искусство — фотографии, предметы быта, книги, картины, пластика. Когда пришел сюда, я начал как жилы щипцами вытягивать из себя воспоминания...

На восьмом этаже — крестьянская изба с ее сундуками, прялками, подзорами на кровати. Седьмой этаж возвращает нас в советский период мотоцикла «Минск», радиолы, дубовой парты Эрисмана, что честно прослужила со времен Александра II почти до конца 20 века. Спускаемся всего на один этаж — и мы уже в Тобольске любуемся атласом Ремезова, изображением Ермака и Ершова. На пятом этаже у нас библиотека. Третий этаж посвящен ремеслам региона. Не всем известно, что каждый третий мужик Тюмени занимался извозом, а ямской извоз делал востребованным труд саночников, каретников, шорников... Тюмень купеческая уютно расположилась в холле второго этажа. До сих пор не потеряли красоты и яркости знаменитые ковры с розами местных мастериц!

Толчок к созданию коллекции дал, сам того не зная, тюменский художник-график Иван Иванович Станков. В одной из книг по краеведению я увидел репродукции его картин и узнал в них свою Тюмень! Начал искать его работы. В результате попал к нему в мастерскую, помог ему с переездом, мы стали общаться. И вот теперь некоторые из его картин находятся у нас в отеле.

Какой экспонат стал первым помните?

Да, конечно, это — деревянные ставни и наличники старинного (с 1825 года!) дома из деревни Кулаково, родины купца, мецената и просветителя Николая Мартемьяновича Чукмалдина. Потом в музее стали появляться другие наличники, но эти были и остаются первыми. Деревянные резные ставни это и оберег, это и красота. В некоторые наличники мы вставили копии фотографий Прокудина-Горского. Получилось очень органично!

Сергей Иванович, почему вы ходите с книгой о Врубеле?

Пытаюсь найти в ней информацию о нашем земляке — меценате Савве Ивановиче Мамонтове, который поддерживал многих художников, в том числе и Врубеля. Мне предложили сформировать курс лекций об истории тюменского предпринимательства. Идти следует, видимо, от самых ярких представителей купечества, таких как Мамонтов, Мошаров, Подаруев, Шешуков, Гуллет.. В Тюмени есть о ком рассказать и кем гордиться.

Текст: Людмила Караваева. Фото из архива Сергея Егорова.