Лопарев Павел: «Живая жизнь интереснее всего, что мы можем о ней придумать»

Что такое социальная и образовательная анимация? Кто ее аудитория и в чем ее задачи?

Это отдельная категория анимации, прикладная: сюда относится реклама, клипы, обучающие фильмы. Первым проектом, с которого началась наша студия, стал обучающий фильм для людей, заразившихся ВИЧ-инфекцией. Конечно, аудитория у наших роликов достаточно узкая. В случае с этим фильмом это были либо те, кому только что поставили диагноз, либо их родственники. Но мы до сих пор получаем обратную связь, видим, что наша работа действительно помогает людям. Все прошлое лето мы делали мультфильм для маленьких больных буллезным эпидермолизом, их еще называют «дети-бабочки». Естественно, обычные здоровые дети этот фильм вряд ли увидят. У студии около пяти больших просветительских проектов на медицинскую тему. Видимо поэтому к нам часто обращаются именно медицинские организации. Однако, мы работам и на другие темы — минувшим летом сделали обучающий мультфильм о пенсионной реформе по заказу одного из негосударственных пенсионных фондов.

Вы занимаетесь предметной или объектной анимацией — это разновидность мультипликации, редкая даже для фестивалей. Что в ней привлекает?

То, что здесь нет накатанных рельсов. Работает правило: новый материал — новая технология. Мы уже знаем, как ведет себя бумага, ткань, металл, пластилин. Есть определенный азарт в том, чтобы взять новый материал и смотреть, какая у него пластика, как он будет вести себя в кадре. Каждый раз мы что-то изобретаем, ищем новое решение — инженерное, техническое, творческое. Сейчас мы неожиданно выиграли конкурс и будем в Ночь искусств делать интерактивную инсталляцию «Анимационное граффити» — открытый мастер-класс по stopmotion-анимации, совмещенный с 3д-мэпингом, такая интерактивная штука, в которой смогут принять участие проходящие мимо люди. Проект будет транслироваться на фасад Музея Москвы. Мы никогда еще такого не делали.В этом проекте нет никаких материальных бонусов, и мы не знаем, как со всем этим справимся. Но это то, что мы сейчас хотим делать.

Накатанные рельсы — не ваш выбор?

Да. Все, что я делаю со стороны наверное выглядит очень нелогично и непоследовательно — отъезд из Тюмени, из очень комфортных условий (в Москве первое время жил на кухне у своего друга Саши Коневича), учеба в Мастерской у Разбежкиной, а в итоге — вообще анимация. Но я во всем этом вижу определенную логику. Видимо, это зависимость от новых эмоций, нового опыта. То, что объединяет меня с моими коллегами по студии.

Как возникла идея пойти именно в журналистику?

Мне кажется, я всю жизнь занимался журналистикой. Я постоянно что-то писал, сочинял. И однажды мой учитель по литературе Лидия Николаевна Русакова сказала: «Паша, журналистика — это твое». Лидия Николаевна — это серьезная фигура в моей жизни. Большой подарок — то, что я учился у такого человека.

Наверное, я просто всегда любил и до сих пор люблю рассказывать истории. Когда я снимаю документальное кино, или готовлю репортаж, это другой взгляд, особый уровень внимания к тому, что происходит вокруг, другая включенность. И это очень интересно.

Сохраняете «другую включенность» в свободное от работы время?

Я вообще в принципе очень внимателен к деталям. В метро, например, разглядываю людей — очень интересно. Я уже четыре года не занимался документалистикой и чувствую, как мне этого не хватает. Когда снимаешь человека или ситуацию — это другое пространство, уровень контакта, процесс, от которого испытываешь практически физическое удовольствие. Сейчас я понимаю, что хочу совмещать анимацию и документальное кино. Мы сейчас начали снимать новый документальный проект.

О чем он будет?

Кодовое название — «Возвращенцы». Герои — ребята, которых родители увезли в Америку, Канаду, Австралию или в Европу, когда им было лет 10-15. Они выросли, получили образование, сейчас им по 25-35 лет, и они поняли, что хотят вернуться в Россию. Таких ребят немного, но они создали свое комьюнити, общаются, поддерживают друг друга. И это как раз то, что мне нравится в документальном кино, которым мы занимаемся, — возможность зафиксировать время, поймать очень настоящую интонацию. Нравится информационный обмен между разными социальными и культурными кругами и, как говорит мой мастер Марина Разбежкина, возможность оказаться в «зоне змеи», то есть подойти к человеку на очень близкую дистанцию. Это расширяет представление о мире, и дает информацию о том, что на самом деле происходит в нашей жизни. Это отчасти антропология. И здесь очень важно остаться безоценочным, неосуждающим. Потому что можно не разделять мнения своих героев, но реализовывать свою позицию за их счет — непрофессионально. Я стараюсь вести со зрителем такой разговор, какой хотел бы, чтобы вели со мной. Разговор, в котором тебя не пытаются в чем-то убедить, но дают набор деталей, фактов, мнений, из которых ты сам складываешь свою собственную картину. Смотреть такое кино — это усилие, а не развлечение. Поэтому всегда интересно обсуждение подобных фильмов. Если мнений много, и они диаметрально противоположны, — кино удалось.

Вы — исследователь?

Я не очень системный человек, поэтому исследование, наверное, не про меня. Нужно какое-то более эмоциональное понятие. Погружение. Прикосновение.

В Интернете вас называют «режиссер», «сценарист, «монтажер», «оператор». И все же — кто вы?

Режиссер. Да, иногда приходится браться за камеру, но я не считаю себя оператором. Просто некоторые фильмы невозможно делать командой и приходится делать выбор между качеством картинки и откровенностью героя, комфортом его существования в кадре. Сложно оставаться естественным, когда к тебе вламывается целая команда из звукорежиссера, оператора, осветителя...

Режиссер — тот, кто рассказывает историю. Причем, я не идеолог и лидер, который ведет за собой съемочную группу. Мне нравится быть тихим, незаметным и внимательным. И самое лучшее ощущение, до мурашек вдоль позвоночника, — когда видишь, как вдруг происходит чудо, и реальность на твоих глазах закручивается в кино, документальный фильм становится похожим на игровой. Поэтому я пока не вижу себя в художественном кино. Живая жизнь интереснее всего, что мы можем о ней придумать.

Допускаете мысль о возвращении в Тюмень?

Если подвернется интересный проект — почему нет? Вообще я люблю приезжать в Тюмень. Здесь мои родители, семья, любимые племянники, друзья...

Точка сборки?

Да, именно точка сборки. Решение уехать в Москву далось очень тяжело. Одна моя часть понимала, что ехать нужно, а другая ревела, металась и не хотела уезжать. Я думал, что будет разрыв по живому, с мясом. Но получилось иначе — Тюмень осталась со мной. Постоянно общаюсь с родителями, приезжаю домой по 3-4 раза в год. У меня здесь такие друзья, что всякий раз мы начинаем общаться с того места, на котором остановились в прошлый раз — как будто вчера расстались. Совершенно определенно — это пуповина. Не думаю, что ее можно разорвать.

Текст: Наталья Фоминцева. Фото из архива Павла Лопарева