Они проделали долгий и трудный путь, чтобы однажды соединить свои сердца на всю оставшуюся жизнь. Хотя вряд ли кто-то из них догадывался, что все преграды, подстроенные судьбой, ведут их друг к другу.
Автор: Ирина Ветрова
Они проделали долгий и трудный путь, чтобы однажды соединить свои сердца на всю оставшуюся жизнь. Хотя вряд ли кто-то из них догадывался, что все преграды, подстроенные судьбой, ведут их друг к другу.
Ниночка Арефьева родилась в Свердловской области в 1926 году в семье моряка Балтийского флота (в военное время) — и землепашца (в мирное) Михаила Арефьева. После исторического залпа крейсера «Аврора» он демобилизовался и женился на Анфисе Сутягиной — дочери зажиточного крестьянина. Семья жены оказалась под пристальным вниманием советской власти за то, что вместе с армией адмирала Колчака отступала в Сибирь в 1919 году. И хотя этот период был совсем недолгим, потому что быстро приняли решение вернуться домой, но именно он стал поворотным в жизни семьи Арефьевых. Из-за этого в 30-ые годы их выслали на север: в Кондинский район.
В соседях у них были коренные жители этих мест — ханты. Выжить семье помогли «золотые» руки Михаила Ивановича. Он умел все: чистил охотничьи ружья, изготавливал капканы, — был отличным кузнецом. Семья крепла и увеличивалась: рождались одни девочки. Отец не мог налюбоваться на всех своих четырех дочек: учились хорошо, работы не боялись, помогали во всем.
Когда началась война, Нине было 12 лет. Подростков обязали работать на лесозаготовках, поставлять на заводы страны ружейную болванку. Зимой девчонки стояли по пояс в снегу, морозы были лютыми. Все четыре года Нина добросовестно и много работала. Простудила суставы ног, они потом очень болели. Но самым страшным, как выяснилось через несколько лет, было то, что она, красивая, добрая и терпеливая не сможет иметь детей, хотя всегда мечтала о большой семье и любящем муже.
... Миша Калиничев Север считал своим родным домом. Его детство прошло в 80 км от Ханты-Мансийска. Там окончил семилетку в Нялинской школе, рыбачил с отцом, играл с детьми в русскую лапту и не задумывался о своем будущем. И если бы не война, кто знает, как сложилась бы его жизнь. Его отца Федора Егоровича на фронт не взяли: он был отличным организатором рыболовного лова, а стране нужна была промысловая рыба. Поставили ему важную задачу: наладить в своем районе лов и поставки свежей продукции в приемные пункты.
Рыболовецкая артель «Трудовик» состояла из нескольких десятков бригад. Они были созданы в каждом населенном пункте из женщин и детей. Всех мужчин призвали на фронт. Сутками бригады ловили рыбу. Гребцы на лодках — восемь женщин, они должны были преодолеть сильное течение Оби и выгрузить невод на другой берег — в пологу, потому что для хорошего улова подводная часть тони должна быть ровной, грунт твердым, чтобы невод не цепляло. Там уже их ждал Миша на сером мерине, чтобы помочь извлечь из лодки невод. Парень вообще вставал раньше всех: нужно было успеть подготовить коня и снаряжение, перебраться на другой берег и быть готовым к разгрузке. Невод, в длину — 700 метров, в высоту — 11, был сделан из жесткой мережи, так называли сетку, и каната. Для женщин он был неподъемным, поэтому его цепляли к коню и с помощью ворот — специальных приспособлений на берегу — вытаскивали. Конь ходил по кругу, постепенно накручивая канат на ось. Невод падал на берег, а Миша скакал на своем коне к следующему вороту. И так дотемна, в любую погоду. Потом коня отводил в стойло, ужинал и падал спать. С восходом солнца все повторялось.
Сезон начинался в августе, когда Обь после половодья входила в свои берега, а заканчивался с первым льдом. На весь этот период времени уезжали от дома за 70 километров. Жили в наскоро построенных бараках с примитивной печкой-буржуйкой. В субботу всей бригадой выезжали домой, мылись в общей бане. Утром — на лов. Михалко, так называли Михаила Калиничева в бригаде, будили традиционной фразой: «Вставай, рыба не ждет». За нелегкий труд река награждала богатым уловом: до 150 голов муксуна по килограмму каждый, 2-3 нельмами по 25 кг каждая, 3-4 осетра по 30-40 кг каждый, а сырка, щуки и другой рыбы — без счета, на вес. Такой «урожай» давало одно притонение, если один раз закинуть невод и вытащить. Тянуть наполненный невод было самым трудным. Затем, улов надо было рассортировать, погрузить на носилки и вывезти на лодке. Место рыбосдачи было в пяти километрах от станции Долгое плесо. За разгрузку семье давали пару рыбин на уху. Голода в тех местах не было, но не было и хлеба, о котором постоянно думалось. К концу войны многие дети вообще забыли его вкус.
Весной и до рыбного сезона подростки работали в поле: сеяли, пололи, убирали урожай — для фронта. В остальное время — учились. Солдатские треугольники-письма приходили часто: в них родные с фронта обнадеживали — весна 1945 года обещала быть самой радостной. Мишин дядя Тимофей Михайлович Киргинцев, который добровольцем уходил воевать еще на финскую войну, был одним из первых призванных на фронт Великой Отечественной, писал: «Жаль, что не дошел до Берлина, в 60 километрах от него получил ранение». Немногие из поселка вернулись живыми.
После войны мать Васса Михайловна и отец Федор Егорович настояли на том, чтобы сын поступил учиться. В то время получать образование можно было лишь в Ханты-Мансийске. Выбор был небольшой: речное училище, медицинское, зооветеринарное и педагогическое. Форма моряка очень нравилась Мише, но мать отговорила: «Все время далеко от семьи будешь находиться, не пойдет». В медицину он сам не захотел — крови боялся, а зооветеринарное вообще не рассматривал. Оставалось одно, и он поступил в Ханты-Мансийское педучилище.
В 1949 году его окончил и работал в Охтеурской начальной школе, а позже заведующим Толькинской школы-интерната. В юрты Тольки он добирался с другими молодыми специалистами на оленях. Путь не близкий — 800 километров, ехали почти 20 суток, ночевали у костра в снегу. Опытный проводник — хант — знал, как не замерзнуть и ни один человек не пострадал. Потом Михаил еще не раз мчался в белую метель в оленьей упряжке, потому что везде не хватало специалистов, и он был нужен, потому что именно молодые заменяли тех, кто не вернулся с войны.
... Нина Арефьева надеялась, что если ей не суждено иметь своих детей, то она будет любить и воспитывать чужих. Девушка получила педагогическое образование, и ей предложили место в детском саду в юртах Корлики и Тольки Ларьякского района. Более экстремального пути в ее жизни не было: сначала более сотни километров плыли на лодках, против течения, потом еще почти 20 суток в оленьей упряжке зимой преодолевали 800 километров. Ночевали в снегу.
Нина и Михаил с первого взгляда поняли, что будут вместе. Расписали их в Толькинском сельсовете 2 сентября 1950 года. Вскоре усыновили Сережу и уехали на юг Тюменской области. Жили дружно, много работали, он учительствовал, она — все время была с малышней. Детсадовцы ее любили, родители уважали. Провожая на пенсию, подарили стихи:
Да... Годы мы сдержать безвольны,
Вы как во сне сумели прокатиться
Немножко грустно и немножко вольно,
Но мы пришли к тебе с тобой проститься.
За это время сколько шаловливых
Порой капризных и порой неловких
Своей рукой, как мать неторопливо,
Ты по послушной гладила головке.
Пройдут года и повзрослеют дети,
За знаниями потянутся упрямо,
Но верь, где б они ни были на свете,
Ты для них вторая будешь мама.
А мы тебе до ста дожить желаем,
Пусть детский смех звучит азартно, звонко,
И пусть он вечно путь твой освещает,
Что чист и свеж, как поцелуй ребенка.
Планы у Нины Михайловны на пенсии были большими — Сергей женился, родилась внучка Лина. Она уехала к сыну в Тюмень. Муж остался в Голышманово на целых 11 месяцев, пока ему подыскивали работу. А когда предложили должность директора школы № 36 и дали квартиру на ул. Ватутина, он и приехал к семье. В этой квартире они с Ниной Михайловной и стали жить, вспоминая свою молодость. Много ездили по стране: Сочи, озеро Рица, Гагры, Железноводск. Но особенно им нравился Северный Кавказ.
Вместе прожили 56 лет. Оба ветераны трудового фронта. Михаил Федорович сказал, что Нина Михайловна не дожила до 80 лет 3 месяца и 18 дней. Болела: с трудом передвигалась, ноги отказывались ходить, суставы все время напоминали о военных годах. Но старалась все делать сама, так привыкла. Михаил Федорович вот уже семь лет живет один, но все время думает о ней, вспоминает ее взгляд, как она улыбалась и как они вместе обсуждали все новости, дела и решали проблемы.
О Нине Михайловне он написал книжку, всего 25 страниц, но сделана она с большой любовью. И первым делом, как только мы с ним познакомились, он протянул мне эту книгу и сказал: «Напишите о ней, обо мне не надо. Книга называется «Память сердца». Я хочу процитировать вам слова сына Сергея: «Я ни разу не слышал, чтобы кто-то из моих родителей повысил друг на друга голос. Эти два человека были как одно целое. Были и остаются. Великая любовь, терпимость друг к другу, уважение — все это оставалось и наполняло их совместную жизнь до последнего маминого дня».
Ниночка Арефьева родилась в Свердловской области в 1926 году в семье моряка Балтийского флота (в военное время) — и землепашца (в мирное) Михаила Арефьева. После исторического залпа крейсера «Аврора» он демобилизовался и женился на Анфисе Сутягиной — дочери зажиточного крестьянина. Семья жены оказалась под пристальным вниманием советской власти за то, что вместе с армией адмирала Колчака отступала в Сибирь в 1919 году. И хотя этот период был совсем недолгим, потому что быстро приняли решение вернуться домой, но именно он стал поворотным в жизни семьи Арефьевых. Из-за этого в 30-ые годы их выслали на север: в Кондинский район.
В соседях у них были коренные жители этих мест — ханты. Выжить семье помогли «золотые» руки Михаила Ивановича. Он умел все: чистил охотничьи ружья, изготавливал капканы, — был отличным кузнецом. Семья крепла и увеличивалась: рождались одни девочки. Отец не мог налюбоваться на всех своих четырех дочек: учились хорошо, работы не боялись, помогали во всем.
Когда началась война, Нине было 12 лет. Подростков обязали работать на лесозаготовках, поставлять на заводы страны ружейную болванку. Зимой девчонки стояли по пояс в снегу, морозы были лютыми. Все четыре года Нина добросовестно и много работала. Простудила суставы ног, они потом очень болели. Но самым страшным, как выяснилось через несколько лет, было то, что она, красивая, добрая и терпеливая не сможет иметь детей, хотя всегда мечтала о большой семье и любящем муже.
... Миша Калиничев Север считал своим родным домом. Его детство прошло в 80 км от Ханты-Мансийска. Там окончил семилетку в Нялинской школе, рыбачил с отцом, играл с детьми в русскую лапту и не задумывался о своем будущем. И если бы не война, кто знает, как сложилась бы его жизнь. Его отца Федора Егоровича на фронт не взяли: он был отличным организатором рыболовного лова, а стране нужна была промысловая рыба. Поставили ему важную задачу: наладить в своем районе лов и поставки свежей продукции в приемные пункты.
Рыболовецкая артель «Трудовик» состояла из нескольких десятков бригад. Они были созданы в каждом населенном пункте из женщин и детей. Всех мужчин призвали на фронт. Сутками бригады ловили рыбу. Гребцы на лодках — восемь женщин, они должны были преодолеть сильное течение Оби и выгрузить невод на другой берег — в пологу, потому что для хорошего улова подводная часть тони должна быть ровной, грунт твердым, чтобы невод не цепляло. Там уже их ждал Миша на сером мерине, чтобы помочь извлечь из лодки невод. Парень вообще вставал раньше всех: нужно было успеть подготовить коня и снаряжение, перебраться на другой берег и быть готовым к разгрузке. Невод, в длину — 700 метров, в высоту — 11, был сделан из жесткой мережи, так называли сетку, и каната. Для женщин он был неподъемным, поэтому его цепляли к коню и с помощью ворот — специальных приспособлений на берегу — вытаскивали. Конь ходил по кругу, постепенно накручивая канат на ось. Невод падал на берег, а Миша скакал на своем коне к следующему вороту. И так дотемна, в любую погоду. Потом коня отводил в стойло, ужинал и падал спать. С восходом солнца все повторялось.
Сезон начинался в августе, когда Обь после половодья входила в свои берега, а заканчивался с первым льдом. На весь этот период времени уезжали от дома за 70 километров. Жили в наскоро построенных бараках с примитивной печкой-буржуйкой. В субботу всей бригадой выезжали домой, мылись в общей бане. Утром — на лов. Михалко, так называли Михаила Калиничева в бригаде, будили традиционной фразой: «Вставай, рыба не ждет». За нелегкий труд река награждала богатым уловом: до 150 голов муксуна по килограмму каждый, 2-3 нельмами по 25 кг каждая, 3-4 осетра по 30-40 кг каждый, а сырка, щуки и другой рыбы — без счета, на вес. Такой «урожай» давало одно притонение, если один раз закинуть невод и вытащить. Тянуть наполненный невод было самым трудным. Затем, улов надо было рассортировать, погрузить на носилки и вывезти на лодке. Место рыбосдачи было в пяти километрах от станции Долгое плесо. За разгрузку семье давали пару рыбин на уху. Голода в тех местах не было, но не было и хлеба, о котором постоянно думалось. К концу войны многие дети вообще забыли его вкус.
Весной и до рыбного сезона подростки работали в поле: сеяли, пололи, убирали урожай — для фронта. В остальное время — учились. Солдатские треугольники-письма приходили часто: в них родные с фронта обнадеживали — весна 1945 года обещала быть самой радостной. Мишин дядя Тимофей Михайлович Киргинцев, который добровольцем уходил воевать еще на финскую войну, был одним из первых призванных на фронт Великой Отечественной, писал: «Жаль, что не дошел до Берлина, в 60 километрах от него получил ранение». Немногие из поселка вернулись живыми.
После войны мать Васса Михайловна и отец Федор Егорович настояли на том, чтобы сын поступил учиться. В то время получать образование можно было лишь в Ханты-Мансийске. Выбор был небольшой: речное училище, медицинское, зооветеринарное и педагогическое. Форма моряка очень нравилась Мише, но мать отговорила: «Все время далеко от семьи будешь находиться, не пойдет». В медицину он сам не захотел — крови боялся, а зооветеринарное вообще не рассматривал. Оставалось одно, и он поступил в Ханты-Мансийское педучилище.
В 1949 году его окончил и работал в Охтеурской начальной школе, а позже заведующим Толькинской школы-интерната. В юрты Тольки он добирался с другими молодыми специалистами на оленях. Путь не близкий — 800 километров, ехали почти 20 суток, ночевали у костра в снегу. Опытный проводник — хант — знал, как не замерзнуть и ни один человек не пострадал. Потом Михаил еще не раз мчался в белую метель в оленьей упряжке, потому что везде не хватало специалистов, и он был нужен, потому что именно молодые заменяли тех, кто не вернулся с войны.
... Нина Арефьева надеялась, что если ей не суждено иметь своих детей, то она будет любить и воспитывать чужих. Девушка получила педагогическое образование, и ей предложили место в детском саду в юртах Корлики и Тольки Ларьякского района. Более экстремального пути в ее жизни не было: сначала более сотни километров плыли на лодках, против течения, потом еще почти 20 суток в оленьей упряжке зимой преодолевали 800 километров. Ночевали в снегу.
Нина и Михаил с первого взгляда поняли, что будут вместе. Расписали их в Толькинском сельсовете 2 сентября 1950 года. Вскоре усыновили Сережу и уехали на юг Тюменской области. Жили дружно, много работали, он учительствовал, она — все время была с малышней. Детсадовцы ее любили, родители уважали. Провожая на пенсию, подарили стихи:
Да... Годы мы сдержать безвольны,
Вы как во сне сумели прокатиться
Немножко грустно и немножко вольно,
Но мы пришли к тебе с тобой проститься.
За это время сколько шаловливых
Порой капризных и порой неловких
Своей рукой, как мать неторопливо,
Ты по послушной гладила головке.
Пройдут года и повзрослеют дети,
За знаниями потянутся упрямо,
Но верь, где б они ни были на свете,
Ты для них вторая будешь мама.
А мы тебе до ста дожить желаем,
Пусть детский смех звучит азартно, звонко,
И пусть он вечно путь твой освещает,
Что чист и свеж, как поцелуй ребенка.
Планы у Нины Михайловны на пенсии были большими — Сергей женился, родилась внучка Лина. Она уехала к сыну в Тюмень. Муж остался в Голышманово на целых 11 месяцев, пока ему подыскивали работу. А когда предложили должность директора школы № 36 и дали квартиру на ул. Ватутина, он и приехал к семье. В этой квартире они с Ниной Михайловной и стали жить, вспоминая свою молодость. Много ездили по стране: Сочи, озеро Рица, Гагры, Железноводск. Но особенно им нравился Северный Кавказ.
Вместе прожили 56 лет. Оба ветераны трудового фронта. Михаил Федорович сказал, что Нина Михайловна не дожила до 80 лет 3 месяца и 18 дней. Болела: с трудом передвигалась, ноги отказывались ходить, суставы все время напоминали о военных годах. Но старалась все делать сама, так привыкла. Михаил Федорович вот уже семь лет живет один, но все время думает о ней, вспоминает ее взгляд, как она улыбалась и как они вместе обсуждали все новости, дела и решали проблемы.
О Нине Михайловне он написал книжку, всего 25 страниц, но сделана она с большой любовью. И первым делом, как только мы с ним познакомились, он протянул мне эту книгу и сказал: «Напишите о ней, обо мне не надо. Книга называется «Память сердца». Я хочу процитировать вам слова сына Сергея: «Я ни разу не слышал, чтобы кто-то из моих родителей повысил друг на друга голос. Эти два человека были как одно целое. Были и остаются. Великая любовь, терпимость друг к другу, уважение — все это оставалось и наполняло их совместную жизнь до последнего маминого дня».
1. Михаил Федорович и Нина Михайловна 2. Студенты 1 курса Тобольского учительского института 3. Нина с мамой - Анфисой Васильевной Арефьевой. 1947 г. 4. Нина, Михаил и маленький Сережа.